Продолжая по сути так и не начавшуюся дискуссию с руководителем группы по разработке критериев и списка политзаключенных Сергеем Давидисом, считаю необходимым уточнить принципиальные моменты.
I. О границах между призывами и реальным насилием Обвиняя меня в дилетантизме, маргинальности и прочих смертных грехах, с точки зрения "трендового правозащитника", он подает дело так, будто я, предлагая свои формулировки правозащитных критериев, не учитываю опыта правозащитного сообщества, необходимости комплексного подхода и т.п. Это очевидное лукавство или ложь. В реальности дело обстоит следующим образом: предложенная мной политико-правовая новация является лишь важнейшим и необходимым уточнением, дополняющим существующую общепринятую правовую основу, прежде всего Европейскую Конвенцию по правам человека и другие международные нормы, регулирующие эту сферу на основе признания высшей ценности свободы человеческой личности, не нарушающей права и свободы других граждан.
Я не предлагаю отказываться от международного правозащитного опыта, а лишь настаиваю на необходимости уточнения понятия "призывов к насильственным действиям" - путем проведения четкой границы между выражением личной позиции и реальными насильственными действиями. Без такого разграничения, к сожалению, правоприменительная практика многих стран и правозащитных организаций полностью воспроизводит по сути обвинительно-охранительную позицию, резко меняющую баланс интересов в пользу демагогического манипулирования ценностями "общественного порядка", приводя к реальному ослаблению, а в некоторых странах, таких как Россия, к полному произволу и беззаконию и оправданию массовых политических репрессий и подавления любого инакомыслия.
Напомню, что поправка, которую я предложил несколько лет назад и которая недавно была оформлена в виде резолюции Международного общественного комитета защиты Бориса Стомахина (против мыслепреступлений), звучит следующим образом:
"Ограничения свободы слова, а тем более, уголовное преследование за мысли и слова возможны в исключительных ситуациях, когда речь идет о словах, прямо вызывающих насилие, являющихся фактическими приказами к насилию, обращенными к людям, находящимся в прямой зависимости от говорящего ввиду его политического или корпоративного статуса". II. О критериях узников совести и политзаключенных Этот вопрос, к сожалению, коллеги со статусом "официальных правозащитников" запутали уже до такой степени, что не могут в нем разобраться сами и, вместо выработки консолидированной позиции, способствующей максимальной концентрации усилий для защиты всех жертв произвола и беззакония, напротив, усиливают раскол и ослабление и правозащитного, и, в целом, гражданского движения.
Между тем, ситуация может быть представлена достаточно ясно, вполне обоснованными, надежными и технологичными формулами, опирающимися на базовые правозащитные принципы и позволяющими наладить эффективную практическую деятельность по организации мощного гражданского и политического давления на режим с целью прекращения массовых репрессий, освобождения несправедливо осужденных людей и радикальной корректировки законодательства и правоприменительной практики.
В предельно сжатом виде (а именно так и следует это делать, если есть желание быть понятыми и получить согласованную основу для максимальной гражданской консолидации) этот подход можно сформулировать в следующих тезисах, определяющих основные категории политического преследования:
1. Несправедливо преследуемые и осужденные Таковыми следует признавать всех людей, подвергающихся заведомо незаконному или несправедливому государственному преследованию или осужденные и находящиеся в заключении на основании актов, решений и действий нелегитимных органов или несправедливого суда.
По такому принципу, если быть последовательным, следует признать несправедливо преследуемыми и осужденными всех преследуемых и заключенных РФ, поскольку вся система власти в современной России является нелегитимной с точки зрения общепринятых политико-правовых норм, а судебная система, вообще, не является судом в точном значении этого слова.
Разумеется, все несправедливое преследование должно быть прекращено, все несправедливо осужденные должны быть освобождены - с реабилитацией или пересмотром их дел независимым и справедливым судом. Понятно, что последовательность действий по практической реализации этого принципа - это отдельный сложный вопрос, неразрывно связанный с общим уровнем развития правосознания и гражданских институтов в России, международных отношений и т.п. Но никакая сложность практической реализации не может служить поводом для отказа от четкого формулирования самого принципа, закладывающего правозащитную основу.
2. Политические заключенные и преследуемые по политическим мотивам Таковыми следует признавать всех людей, подвергающихся государственному преследованию или осужденные и находящиеся в заключении в силу их собственной политической позиции или по политическим мотивам государственного обвинения.
Важно понимать, что в эту категорию, при таком подходе, попадают даже и люди, совершавшие насильственные действия. Поэтому с лозунгом "Свободу политзаключенным!" следует обращаться более корректно (но об этом позже - в комментариях). Но безусловно, все политзаключенные, не совершавшие насилия, подлежат безусловному и немедленному прекращению преследования, освобождению, полной реабилитации и компенсации ущерба.
3. Узники совести Таковыми следует признавать всех людей, не совершивших насильственных действий и подвергающихся государственному преследованию за свои мысли, слова, тексты и любые другие формы выражения личной позиции, непосредственно не влекущие насилия.
Узники совести подлежат безусловному и немедленному прекращению преследования, освобождению, полной реабилитации и компенсации ущерба.
Комментарии Для лучшего понимания смысла и особенностей практического применения описанного критериального подхода в правозащитной деятельности полезно рассмотреть и обсудить различные примеры, вызывающие споры и разногласия. Вообще, надо четко понимать, что никакого автоматизма в этом вопросе быть не может - любые конкретные решения всегда являются результатом общественной дискуссии. Важно при этом, чтобы эти обсуждения были как можно более содержательными и ответственными и сохраняли ясность позиции, четкую приверженность базовым правозащитным принципам и ответственный подход применительно к каждой конкретной истории и судьбе каждого человека или группы.
1. В качестве приглашения к такой дискуссии приведу собственное видение того, как "работают" предложенные подходы применительно к наиболее известным правозащитным сюжетам. Борис Стомахин - узник совести, поскольку он не совершал никаких насильственных действий, а преследуют его исключительно за личную позицию, выраженную в мыслях и словах, хоть и являющихся крайне жесткими, но не влекущими насилия. Его можно также признать и политзаключенным, учитывая его ясную позицию в отношении российской государственно-общественной системы. Аналогично - девушки из группы Pussy Riot. Узники Гуантанамо, чеченские инсургенты (участники сопротивления), фигуранты "Болотного дела", Квачков, активисты Arctic Sunrise - политзаключенные, поскольку они либо совершали политически мотивированные действия (насильственные или ненасильственные) либо их государственное преследование имеет очевидную политическую ангажированность. Большинство из них не являются узниками совести, поскольку либо а) совершали или планировали совершать насильственные действия, либо б) не выражали собственную политическую позицию, попав под пресс массовых репрессий в рамках политически мотивированных дел.
Тихонов и Хасис многими считаются несправедливо осужденными. Учитывая их идеологические воззрения и политическую позицию, вполне допустимо считать их политзаключенными. С разных позиций можно считать обоснованными требования их освобождения (как всех несправедливо осужденных) и, уж точно, повторного расследования предъявленных им обвинений в убийстве в рамках справедливого суда.
2. Лозунг "Свободу политзаключенным!" следует использовать осмысленно и с учетом политического контекста
В самом широком контексте он по-прежнему может и должен использоваться как общегражданское требование прекращения политически мотивированного преследования граждан, массовых репрессий и немедленного освобождения всех людей, не совершивших насильственных действий. При этом, при более детализированной трактовке подразумевается более диверсифицированный подход к практической реализации этого лозунга, включая требование пересмотра конкретных дел и т.п.
Сторонники тотальной нелегитимности современного российского государства, могут выдвигать этот лозунг даже и без оговорок, полагая, например, незыблемым право свободных граждан на любые, в том числе насильственные, формы сопротивления репрессивному бесчеловечному неправовому режиму.
Тру-правозащитникам, вообще говоря, корректнее использовать лозунг "Свободу узникам совести!", имея в виду их трепетное отношение к допустимости насильственных действий, даже если они носят характер гражданской самозащиты от произвола. Либо уточнять, что их требование свободы не распространяется на тех, кто допускал насилие...
3. О технологичности и высокой различительной способности критерия ненасильственного слова
Да, Геббельс, Путин и Жириновский лично не применяли насилия (а нет, Жириновский применял, а про Путина это достоверно не известно). Но они, безусловно, должны нести полную ответственность за многочисленные акты насилия, впрямую вызванные их действиями и словами как деятелей, занимающих самые высокие места в государственно-общественных структурах тоталитарно-репрессивного типа.
То же самое применимо и к любимому сетевыми троллями-охранителями примеру про "журналистов, которые призывали к массовым убийствам во время конфликта тутси и хуту": очевидным и доказанным решением справедливого суда является то обстоятельство, что эти призывы являлись реальным инструментом организации и эскалации массового насилия и геноцида. А все попытки уравнять такие действия с "призывами" независимых публицистов, выражающих свое мнение в рамках публичной общественной дискуссии по актуальным вопросам государственного устройства, являются циничными манипуляциями.
* * *
Еще раз следует отметить, что указанные критерии не могут и не должны применяться бездумно и автоматически, как и любая правовая формула, но они могут и должны лечь в основу реальной правозащитной деятельности во всех дискурсах: от философско-методологического - до практического, включая его гражданский и государственный компоненты. В силу этого данный документ носит принципиально открытый характер, а именно: он открыт для любой содержательной и конструктивной критики, заинтересованных обсуждений на любых площадках с целью выработки как можно более точного согласованного варианта, не меняющего базовых подходов и принципов.
P.S. Руководство по определению понятия "политический заключенный", подготовленное рабочей группой "Мемориала" под руководством Сергея Давидиса, доступно по этой ссылке в формате PDF (12 страниц).
UPD: Продолжение дискуссии с Сергеем Давидисом в его посте в ЖЖ "К дискуссии о понятии "политзаключенный" в августе 2015 года.
|
ЛЮСТРАЦИЯ РОССИИ
). Это создает более естественную структуру диалога. 
